пронизывающий взгляд и узкогубый рот, сегодня и вчера мешались, и она снова вспоминала ту ночь, наполненную криками пьяных солдат, грохотом их кулаков по двери и стенам, мужчину, который обнял ее, словно это было самым естественным на свете. Он покрыл поцелуями ее тело, клялся в любви и верности, и она прошептала: «Я счастлива. Я еще никогда не была так счастлива».
—  Почему он уехал, скажи, почему? — хотелось знать мальчику. Его голос вдруг зазвучал требовательно, настойчиво, как голос отца.
Она опустила глаза. Ты не поймешь, могла бы она сказать, я все расскажу тебе потом... Она достаточно долго оттягивала этот час, потому что нет ничего мучительнее, чем интимное, потайное, свою собственную несостоявшуюся жизнь открывать своему же ребенку. Она сунула письмо, разбередившее воспоминания, в карман платья.
—  Ты узнаешь вес,— сказала она,— все то, что я сама знаю. А знаю я многое, и еще более ужасное.— Она резко поднялась, подошла к плите и увидела, что вода в котелке почти выкипела.— Сколько